02285650_n1

Арон Михайлович Утевский (1904–1988) –член-корреспондент АН Украины, доктор биологических наук, профессор, выдающийся украинский биохимик


Детство мое прошло в уездном городке Белополье (Харьковской губернии), чье более благозвучное название мало кому известно (сейчас и Конотоп, и Белополье – районные центры Сумской области). В Белополье, расположенное вне черты оседлости, наша семья переехала после того, как мой отец, с большим трудом преодолев 5%-ный барьер, получил диплом о высшем образовании и был назначен туда провизором. В начале ХХ века Белополье было маленьким заштатным городком, в котором (по архивным материалам) все же было несколько предприятий (механический, кирпичный, пивоваренный заводы,
кожевенные предприятия, крупорушки), больница на 20 коек и амбулатория (в них работали 2 врача и 4 фельдшера), аптека (где служил мой отец) и несколько учебных заведений: двуклассное мужское и женское училища, ремесленное училище, 5 церковно-приходских школ, наконец, 2 гимназии – женская и мужская (в которой учились мы с братом). Словом, это был типичный уездный городок Левобережной Украины.

В заштатном, тихом уездном городке Белополье, казалось, жизнь идет по такому накатанному пути, что ничего необычного не может случиться. Та же гимназия, те же классы и учителя для нас, те же занятия счетоводством, коммерцией или чем-то еще для взрослых, тот же церковный звон, то же начальство. Дни похожи друг на друга как близнецы. Водопровода и канализации в нашем городе не было, лампы были керосиновые, печи топили дровами или шелухой (ее покупали довольно дешево на крупорушках). Технический прогресс выражался в часах и в швейных машинах “Зингер”. Последних было много, ручные и ножные – они олицетворяли зажиточность, в них была тайна и очарование сложного механизма. Когда загорелась в нашем городе первая электрическая лампочка – мы, дети, подолгу стояли перед освещенными окнами. Телефон был только в двух или трех домах и вызывал у детей, да и у взрослых, почтительное и несколько недоверчивое удивление. Первый автомобиль, который я увидел, заставил меня надолго остаться на месте, изображая собой одновременно вопросительный и восклицательный знак.

Поступив в 1912 г. в подготовительный класс гимназии, я был несколько лет хорошим, но самым ординарным учеником, учил то, что задано, “от сих до сих”. Городской мальчик, я совершенно не знал природы, не знал и не хотел знать названий и образа жизни растений и животных, и среди многих унылых гимназических уроков природоведение было одним из самых нелюбимых предметов. Русский язык и литература также не вызывали никаких положительных эмоций. Но чтение я полюбил, читая все, что попадалось под руку. Если не понимал (а не понимал часто), то придумывал собственные объяснения и варианты.

 Когда я учился в подготовительном классе, мне очень хотелось иметь одну вещь – только появившийся в городке кошелек в виде кожаного полукруга, раскрывающегося как коробочка. Он стоил девяносто копеек, по тогдашнему времени – немалая сумма. Самое интересное, что ровно такие деньги (остатки от пятачков на завтраки) у меня были, и предстояло сделать выбор и решить что лучше: деньги без кошелька или кошелек без денег. После нескольких дней колебаний я все же купил кошелек, затратив на него результат многомесячной экономии. Но как не гармонировал новенький, блестящий, ярко-желтый футляр с хранившимися в нем испорченными лампочками от электрического фонаря, старыми марками и перьями! Вдруг потускнела, исчезла вся привлекательность новопокупки, собирать снова деньги, чтобы заполнить кошелек, не хотелось и вскоре я выменял его на желтый томик Джека Лондона “Белый клык” – “Универсальная библиотека”, цена 30 к. Эта моя коммерческая операция, внешне вполне убыточная, научила меня, вернее, привила мне одно правило: не жалеть ни деньги без кошелька, ни кошелек без денег и легко расставаться с ними в обмен на страницы вымысла или правды о жизни.

 Детство окончилось в 1914 г. – началась война. Правда, в заштатном городке Белополье жизнь и всего городка, и нашей семьи менялась не очень резко и в 1915 г., и в 1916 г., и даже в 1917 г., пока окончательно не рухнула в 1918 г. Мне было 14 лет.

 В гимназии я учился до шестого класса. В 1918 г., когда наш городок стал плацдармом сражений, наша гимназия фактически перестала существовать как учебное заведение – становилась то штабом, то казармой, то госпиталем. Семья наша, напуганная боями, канонадой и слухами, выбралась из города, уехала в Харьков, потом в поисках места, «где не стреляют», переезжала еще… дорога была одиссеей щепки в кипящем котле. Поезд останавливался и подолгу стоял на каждом полустанке, и почти на каждой остановке пассажиры сталкивались с другой «властью». На каком-то полустанке вооруженный пьяный матрос вывел всех нас из переполненного общего вагона и разделил на «своих» и «чужих»: «своим» – ехать дальше, «чужих» – расстрелять, а потом забыл – где кто. К счастью, его отвлекли, все опять погрузились в вагон, который повез нас в дальнейшую жизнь.

 Публикацию подготовила Л. А. Утевская.   

Из книги “Высшая школа. Путь исследования и исследование пути”